|
Делбер сокрушенно потряс головой и нацелил на Гуню толстый корявый палец, измазанный пудрой с похищенной ватрушки.
- Не понимаешь, - тоскливо обнародовал он сформировавшееся-таки внутри него мнение. - Ни шиша не разумеешь, даром что большая уже девица, третьего мужа хоронить пора... Вот щас - бух! - показательно дернул пальцем, и на миг реальность расплылась пред Гуниллой и явила ей картину причудливейшую...
Багровый ком солнца с натугой протискивается за горизонт, заливая кровавым отсветом клочковатую прерию, и гулко бухнули часы на хлипкого вида бревенчатой постройке, по всему - часовенке; а Делбер был по-прежнему напротив нее. Но каков был! Стоял он, чуть горбясь и широко расставив устойчивые кривые ноги, весь в коричневой потертой коже, грубой холстине и бахроме - без единой доспешной детали, охальник! - и лысину его венчала широкополая матерчатая шляпа, глаза блестели из-под полей двумя свирепыми углями, а на бедре, где у дварфа пристойного болтается топор или там булава с большими шипами, у этого перевертыша обнаружилась сложная механическая поделка, составленная из длиннющей трубки, гнутой ручки и массивного цилиндра посередке. Легким посвистом жила прерия, и несся в гунину вытянувшуюся от изумления мордочку теплый слабый ветерок, а часы все колотили, и с каждым ударом все уже становились глаза Делбера - беззлобные, разве что печальные, но преисполненные жестокой решимости, а рука его, нервно сжимаясь и разжимаясь, подкрадывалась к ручке странной штуки на бедре. Вниз покосилась Гуня и обомлела пуще прежнего - она и сама, срам-то какой, без единой железки на всем жизненном пространстве! Клетчатая рубаха, заправленная в широкие штаны с бахромой, жилетка кожаная с пятиконечной звездой слева, на узконосых, не по моде, сапогах для каких-то нужд присобачены сзади зубчатые колесики, и тень над лицом, словно бы и на ней тоже шляпа, как на инквизиторе; а на правом бедре агрегатина тоже навроде евонной, и сквозят в открытом сзади цилиндре круглые желтые донца заложенных туда маленьких, в полпальца, штуковин, какими усажен весь пояс. И известно стало Гуне, что она не просто Гуня, а шериф Гогенцоллерн, а мрачноликий дед пред нею - никто иной, как Делбер Эль-Койот, что бы это ни значило...
//Музыка Эннио Морриконе не аттачится ввиду несуразных размеров. .
И вот, не успела Гуня свыкнуться с непривычным жизненным обстоятельством, как часы бухнули в последний раз, и как-то сразу стало ясно, что раз этот - последний без балды и вариантов, и скользнула рука Делбера к его оружию, и собственная гунина ладошка метнулась к своему тоже, но поздно, слишком поздно, не удержать мостов... ее "миротворец" еще только пополз из кобуры, а разверстое жерло делберова "ремингтона" уже плеснуло в лицо ей огнем и несносимым грохотом...
И - уффф! - вот он знакомый коридор, вот они - остатки недоистребленной трапезы, а вот и старина Делбер, вполне себе приличный дядечка в бархатных штанах и домашнем бристплейте, сидит себе на толстом заду и тычет в нее, Гуню, чумазым пальцем, и только глаза те же - тоскливые и мятущиеся, но преисполненные решимости...
- Поняла? - сипло уточнил инквизитор и задумчиво обтер палец о рукав. - Через твой труп... Много ли твой труп стоит? Уж на что я жрец не боевой, а хлопнуть тебя - мне даже не глядя... Так что жизнь твоя - никакая тут не гарантия... Разумеешь? А... вижу, не только не разумеешь, но разуметь и не хочешь...
_________________
и пусть в нас будничная хмарь не утомит желанья жить...
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
А укрепить и утвердить... Я вот много думала: надо принять государственную программу поддержки молодой семьи, подарки там на рождение дварфенка... что еще - почет и уважение всякое семейным да многодетным. И народ наш сразу вспрянет ото сна и на обломках... хм - в смысле и литературу развивать с поэзией в виде народного творчества. А то выдумают еще - бородатые женщины! 
Пиар одним словом! 
- щегольнула Гуня затейливым словцом.
